— Да нет. Другой. Бизон, Клаксон… э-ээ… — Он пытался поймать мысль, но было видно, что та упорно ускользала.
— Кобзон!
— Точно, Кобзон! — обрадовался нарком. — Вот его и пойте. Он хоть и еврей, но идеологически безвредный. Вот его и пойте.
Представить себя исполняющим песни из репертуара Кобзона ночью под гитару в компании друзей я не смог, и настроение испортилось окончательно:
— А может, все-таки лучше Розенбаума? Он тоже еврей. И тоже — правильный.
— Ага, — усмехнулся ЛПБ, — особенно когда «Мурку» поет. Или вот эту — про Питерское ЧК и одесских урок… Нет уж, товарищ старший лейтенант. Партия сказала «Кобзон». Значит — Кобзон. И ничего, кроме Кобзона. Понятно.
— Так точно, товарищ народный комиссар!
А внутренний голос отозвался эхом: «Мать… мать… мать…»
… — Антон, подъем! — вырвал меня из объятий сна (и из страшного кабинета!) голос Фермера. — Через полчаса выдвигаемся. Как сам?
Я помотал головой, прогоняя остатки сна:
— Берия приснился.
Фермер хмыкнул:
— Надеюсь, не голый со школьницами?
— Нет. Ругал за несвоевременные песни.
— Не расстрелял? Ну и ладно…
«Рейхсмаршал Великой германской империи
Уполномоченный по 4-летнему плану
Председатель Совета министров по обороне рейха
Берлин, 31.7.1941 г.
Шефу Полиции безопасности и СД
группенфюреру СС Гейдриху
Берлин.
Согласно предписанию от 24.1.1939 г. Вам было поручено предложить наиболее выгодный в настоящее время вариант решения еврейского вопроса в форме эмиграции или эвакуации. В дополнение к этому я передаю Вам полномочия провести все необходимые приготовления для организационного, экономического и материального обеспечения окончательного решения еврейского вопроса в Европе на территориях, находящихся под контролем Германии.
Поскольку это затрагивает компетенцию других центральных органов руководства, они тоже задействованы в выполнении указанной задачи.
Я также уполномочиваю Вас представить мне вскоре общий план мероприятий по организационному, экономическому и материальному обеспечению окончательного решения упомянутого вопроса.
Не скажу, чтобы длительное сидение на одном месте было бы для меня чем-то непривычным. Приходилось уже сиживать, и не раз. Тут хотя бы тепло было, да и дождь не донимал. Так, покапало пару раз, и все.
Но вот Дока вынужденное безделье напрягало. Он у нас по натуре непоседа, человек деятельный, вот и вертелся постоянно, словно на ежика присел. Глядя на него, начали нервничать и бойцы.
Пришлось в экстренном порядке реализовывать старый принцип: «Чем бы солдат ни тешился — лишь бы не вешался». Начал я с того, что прочитал им краткий курс по «мелким пакостям». Как вводную часть к следующему — «большим неприятностям».
После того как в течение трех часов вся троица самозабвенно носилась по кустарнику, снося руками, ногами и подручными предметами окружающую флору, сил у них явно поубавилось.
— Фу-у-у… — Доктор отвалился на пригорок. — Вопрос к тебе есть.
— Спрашивай.
— Если то, что мы сейчас делаем, — только вводная часть к «мелким» пакостям…
— Ну, да…
— Тогда какие же будут пакости «крупные»?
— Как тебе сказать, Чебурашка… Я думаю, со временем и до настоящих безобразий доберемся. Заодно и в весе убавите…
— Гуманист ты, Саня, чесслово!
— Это я-то? А Г-образная трубка — чье изобретение? Не напомнишь?
Док крякнул и смутился. Бойцы с интересом уставились на него.
— Вот, — злорадно ухмыльнувшись в усы, сказал я ему. — Заодно и товарищей просветишь…
— Может быть, после перекуса? А то, знаешь ли, такой аппетит разыгрался…
Подкрепились мы обстоятельно, благо трофейных консервов хватало, да и домашние припасы еще оставались. Над душой никто не стоял, спешить было некуда.
После отдыха, отправив одного бойца «пробежаться» по окрестностям, я продолжил нещадно гонять оставшихся. Сие увлекательное занятие было внезапно прервано патрульным:
— Товарищ капитан госбезопасности! Там в лесу — люди!
— В ружье!
И мы тут же заныкались в кустах.
— Сколько их было? — спросил я у бойца, вглядываясь в лес.
— Я пятерых заметил. Все в гражданской одежде, но в руках — оружие, винтовки. Идут смело, похоже, местность знакомая для них. Может, и еще кто и был, но я не заметил.
— Так… И кто же к нам пожаловал? — начал я размышлять вслух. — Вот что, вы тут с товарищем военврачом покараульте пока, а я фланг им обрежу и сбоку зайду. Это, если они сюда топают. А если мимо пройдут, так я за ними прогуляюсь. Посмотрю, кого к нам черти принесли…
Ставший уже знакомым за эти дни кустарник сомкнулся за моей спиной.
«Так, а это что тут у нас? Птички. А точнее — сойки. Трещат чуть впереди и правее. Видят людей? Очень даже может быть… — Мозг привычно начал анализировать обстановку. — Судя по птицам, идут они почти на нас. Зачем? Что они тут потеряли? Нет, свернули, уходят еще правее. А там что? Поляна там. И холмик посередине. Хороший такой, только пикник устраивать. С девочками… Ага, самое для него время».
Вот среди деревьев мелькнула фигура с винтовкой. Гость? Точно. Однако никуда он не идет, стоит, по сторонам смотрит. Часовой? Очень даже может быть…
Еще минут через двадцать я нашел и остальных. На том самом холмике. У меня на глазах они быстро, но без суеты протянули какую-то проволоку к ветвям одного из деревьев. Антенна! Вот тебе бабушка и Юрьев день! Сейчас они выйдут в эфир, а через несколько часов тут от немцев будет не протолкнуться. Прочешут лес — и нашим запасам кирдык! На фиг, на фиг — кричали пьяные гости! Обойдетесь вы, ребята, сегодня без связи. Кстати, понятно, какой черт их именно сюда потащил. Холмик наш, по карте судя, был тут не самой низкой точкой, да и расположен удачно, в глубине большого лесного массива.