Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера - Страница 33

— Понял тебе хорошо. Как мост увидите — выйди на связь! Хотя чует мое сердце, и он тоже под охраной.

Пока шли все эти разговоры, колонна доползла до моста. Мотоциклы остановились перед небольшой будочкой, а из кабины головного грузовика вылез какой-то тип в фуражке. Я поднес к глазам бинокль.

«Что за черт?!» На мужике был камуфляж! Быстро поменяв увеличение на восьмикратное, я стал пристально вглядываться в происходящее.

Вот он подходит к посту и в ответ на козыряние часового вскидывает руку в нацистском салюте. Потом протягивает караульному какие-то бумаги. Тот быстро просматривает их и вытягивается по стойке «смирно», а «камуфляжный» с важным видом уходит к машине. Минута — и колонна въезжает на мост. Что интересно, два мотоцикла так и остались около него. Возможно, они просто сопровождали грузовики до места.

«Итак, что мы имеем? „Камок“, если мне память не изменяет, у немцев в начале войны носили только эсэсовцы. Они же, кстати, почти никогда не использовали традиционное воинское приветствие, заменяя его партийным… То есть только что в охраняемую зону проехало, если судить по размеру грузовиков, не меньше двух взводов эсэсманов. Херовенько, особенно если вспомнить сообщение Люка о пустых деревнях. А не рано? Вроде партизан в округе еще нет, если только нас не учитывать».

Я нажал тангенту:

— Фермер, ответь Арту!

— В канале.

— Командир, здесь эсэсовцы, проехали на четырех грузовиках. Машины тентованные — точно людей сосчитать не удалось, но никак не меньше полусотни.

— Как определил?

— Грузовики трехосные, скорее всего — пятитонки. Прикинь, сколько в каждую солдат влезет.

— Так, ждем доклада от Сани.

— Понял. Отбой!

Пока мы лежали, глядя на реку и пустую дорогу, я вспомнил забавную историю, приключившуюся с неделю назад.

…Это случилось еще до того, как мы нашли бомбардировщик. Как-то утром, когда я хромал по направлению к ручью, меня окликнул Тотен.

— Тох, постой! Дело есть. На миллион рублей!

— Ну?

Алик захромал рядом.

— Бритву одолжи. А то скоро на моджахеда буду похож, — буркнул мой друг. — Я в зеркало сегодня глянул — чуть от страха не обоссался.

И действительно — лицо нашего жгучего брюнета украшала неопрятная клочковатая бородка.

— А ты что, с собой не взял?

— Да я никогда не беру. У меня до пяти дней щетина нормально выглядит, и борода у меня плохо растет.

— Я вижу…

— Ну, а мы же всего на три дня ехали… Кто ж знал, что оно так выйдет… — и голос Алика дрогнул.

Я задумался.

— Понимаешь, у меня только один станок остался… Я, считай, с «батарейной поляны» немецкой опаской бреюсь. А станок берегу на всякий случай. Ну, там если быстро побриться надо будет…

— «Опаской»? А откуда умеешь?

— Отец научил в свое время. Да и ножом я тоже бриться умею — сам знаешь.

— Точно, я даже потом дома попробовал. Тем шведским ножом, что у тебя тогда купил.

— «Мурой»?

— Ага. Только она вроде «Мора»… — сказал Тотен с некоторым сомнением.

— Это написано так, а читается, как «у».

— А… Но бритва складная, как ее держать?

Я вытащил из набедренного кармана бритвенный прибор, взятый среди трофеев еще на мосту у Боублей, и достал из него золингеновскую «опаску».

— Вот так держи! — сказал я, открыв бритву.

— Ага, понятно… А попробовать сейчас можно будет?

— Конечно, пока я умываться буду — брейся себе на здоровье.

— …есте, моста нет! — оторвал меня от воспоминаний голос Люка, раздавшийся в наушнике.

— Люк, не понял тебя! — откликнулся Фермер.

— Повторяю. Мы на месте — в ста метрах от точки. Моста нет — разрушен. Подходы заминированы.

«Ни хрена себе! Куда же это мы вляпались? Похоже, что немцы заблокировали этот район…»

— Про мины с чего решил? — спросил командир.

— С этой стороны плакаты стоят, а подходы к мосту и броду все в ямках. Я метров с пятидесяти разглядывал в оптику — усики «лягушек» засек.

Фермер сочно выматерился. Я его понимал — мы сами загнали себя в ловушку.

— Так, Саня, оставь бойцов наблюдать, а сам сюда вали. Ты, Тоха, — тоже. Через сорок минут жду обоих у машин.

Проинструктировав бойцов, я взял ноги в руки и был у машин уже через четверть часа, а вот Саню пришлось ждать не сорок минут, а все девяносто.

…Глядя на серое, какое-то осунувшееся лицо товарища, мы слушали его рассказ:

— Блядь, я перед уходом решил эту деревеньку проверить… Как ее? Козаки… Пустая она, так я получше хотел разобраться. В общем, все они там… Все… Я, как ближе подошел, так запах учуял… Только не сразу понял, откуда он мне знаком… Два дома и сарай большой… Все вокруг утоптано… Барахло какое-то валяется… — казалось, что слова с огромным трудом проходят через Санино горло, что он прилагает огромные усилия, чтобы заставить себя говорить. И тут я понял, что суровый Люк, побывавший в свое время «за речкой» да и в девяностые не на печи лежавший, с трудом сдерживает слезы!

Я сидел, не понимая, о чем он говорит. «Кто такие эти „все“? И чего это он так расчувствовался?»

— Я… — Люк мотнул головой, словно отгонял докучливую муху, — я… человек шестьдесят там… Из них детей… двадцать… Я не считал… Не смог… Я запаха не выдержал… — и он шмыгнул носом.

От внезапного понимания того, о чем рассказывал Саша, по моей спине будто жидкий азот потек! Холодная волна прошла вдоль позвоночника, голова стала легкой, а грудь сдавил металлический обруч. Лицо и плечи свело судорогой… «Нет, как так? Что? Какие каратели? Партизан же еще нет!» — словно рой безумных пчел вился у меня в голове.